…дорога без возврата…

…роман «Оправдание» — первый опыт выступления в тяжелой весовой категории журналиста, поэта и колумниста Дмитрия Быкова. Внутри текста, некто с говорящей фамилией Рогов, ведёт расследование обстоятельств исчезновения собственного якобы расстрелянного в 38-ом деда, которого якобы видели в 48-ом. Сюжет тут, впрочем, вторичен. «Оправдание», как и множество текстов начала нулевых, очень ретросоветский роман. Плоскостей повествования две. Одна находится в России конца двадцатого столетия, другая — охватывает СССР непосредственно в пред- и поствоенные тридцатые-сороковые. Быков старательно избегает любых конструкций, в которых требуется пристрастность. В отличии от, допустим, того же Проханова. Время существования Красной Империи в романе подано словно в дымке, сквозь мутное стекло и растрескавшуюся желтизну выцветших фотокарточек. Темпоральные пространства тесно переплетаются: одноглазые женщины, деды-внуки, несколько проекций одного и того же посёлка, карманные зеркальца и шифрованные стихотворения присутствуют одновременно сразу в нескольких воплощениях…

…«Оправдание» — текст взаимоисключающих парадоксов. Во-первых, с каждой новой главой — да что там! — с каждой страницей словно включаются дополнительные мощности, запускаются скрытые до поры от читательского взора производственные линии; раскаляют текст добела невидимые роторы-двигатели. Словеса высекают искру друг об друга. Роман разгоняется, будто паровой локомотив. Да так, что аж винтики точек-запятых из шпал предложений выскакивают. Но, вместе с тем, тут очень, в хорошем смысле, ровная и спокойная композиция. Все события и диалоги чётко структурированы и проистекают друг из друга на вполне законных логических основаниях. А в качестве антитезы композиционной стойкости, отличительной чертой тут является непредсказуемость. Предугадать, куда укажет вектор нарратива, довольно проблематично; причинно-следственные связи у романа не то, чтобы совсем уж уникальные, но подчиняются своим собственным законам…

…бессистемная и бессмысленная деревня блаженных глухонемых здесь противопоставлена жёстко структурированной коммуне мазохистов-членовредителей. Хотя, «противопоставлена» — не совсем верное определение. Взаимоисключаемость здесь ложная. Вроде того, как в Советском Союзе секса не было, а дети и супружеские измены появлялись с завидной регулярностью. «Оправдание» вообще целиком и полностью происходит в СССР. Даже — и особенно! — те главы, которые как бы в России конца девяностых с гражданином Роговым в главной роли. Номинативная метафора «Рогов-Быков» не сказать, чтобы очень уж изящная. Но со своей задачей — спроецировать фокус героя с читателя на автора — справляется качественно и наверняка. Герой воплощает в себе каждого, подвергшегося воздействию разрушительного импульса вселенской катастрофы; любого, сметённого чудовищной мощью ударной волны злокозненного конца времён. Когда в одночасье тысячи, миллионы тонн материи великой сверхдержавы исчезли за горизонтом событий невидимой чёрной дыры. Несколько поколений лишись детства, юности, зрелости и других, не менее дорогих и важных жизненных отрезков. История, как водится, в очередной раз была переписана под аккомпанемент грохота рушащихся скрижалей. И сотни миллионов в одно мгновение осиротели, утратили собственную страну. Суровую, но такую родную…

…непременно прочтите до конца. Рассказывать нельзя — там всё самое густое и жирное; насыщенный, естественный предел. Читайте Быкова, читайте. В двадцать первом столетии мало кто на Руси сейчас пишет таким сгущённым слогом. Концентрированно, но широко и интенсивно. А по достижении финала возникает то чувство, знаете ли, когда у фокусника из рукавов и брючин высыпаются разорванные колоды карт и задохнувшиеся голуби, на голове вместе с шевелюрой пылает цилиндр, а распиленная пополам девушка тихонько, дабы не шокировать зрителя, просит вызвать скорую…