…текст англичанина Роберта Харриса выдержан в стиле черно-белого фашистского нуара, с постепенно проявляющимися цветными сюжетными пятнами. Проявления эти отличны от техник, коими пользовался Фрэнк Миллер в «Городе грехов». Они, скорее, напоминают отсветы от керосиновой лампы во время перемещения наугад в полутёмном складском помещении: там коробки, здесь стеллажи, слева входные двери, а у стены дремлет ночной сторож. Некоторые болезни достались в наследство от жанра — альтернативной истории. Например, излишняя тяга к пояснению всех нюансов вымышленных инъекций, произведённых в полотно реального мира. Другие Харрис подхватил сам. Надутые, провинциальные метафоры: «воздух не столько бодрил, сколько был просто пропитан влагой, которая тысячами морозных иголок колола лицо и руки». Или их вполне себе живодёрские родственники: «дверь болталась на петлях, словно сломанная челюсть». Ну, хоть в определённой образности автору нельзя отказать. Жемчужины вроде: «закоренелые преступники и нарушители морали могут быть арестованы по подозрению, что они могут совершить преступление» довольно редки, но всё же присутствуют. Ослеплённый размахом своей выдумки, Харрис не гнушается и совсем уж засаленными сюжетными ходами. Вроде студента литературного факультета, которого отец заставляет служить в СС. Или терзаемого муками совести полицейского-трудоголика с маленьким окладом, от которого ушла жена. А на всех мало мальски значимых сюжетных поворотах развешаны ярко горящие неоновые указатели.…
…«Фатерланд» был бы ещё одним конвейерным романом псевдоисторических и квазилитературных допущений из ужасно плодотворной, но далеко не в такой же мере питательной серии «А что случилось бы, если?». Если бы не одно «но». И это «но» напрямую коррелирует с вопросом: откуда, собственно, у предсказуемого, пресного и едва ли не карикатурно шаблонного детектива три миллиона реализованных экземпляров? Ответ в самом названии: «Фатерланд» — тоталитаристская антиутопия в мире победившего немецкого национал-социализма. Написанная вполне читабельным языком. Которую, к тому же, действительно интересно читать. Охватывающая период с 14 по 20 апреля 1964 года. Восемь дней из жизни Третьего рейха, а строго говоря — одну календарную неделю. С семидесятилетними Гитлером, Геббельсом и Гейдрихом. С гестапо, Бранденбургскими воротами и фашистскими геральдическими орлами. С гауляйтерами, штурмбаннфюрерами СС и промозглыми берлинскими переулками. С полицией нравов, лекциями о вырождении американской литературы и поляками гастарбайтерами…
…здесь Триумфальная арка в пятьдесят раз больше французской. Национальный проспект в трижды длиннее Елисейских полей. Под четвертью километра высоты Большого зала рейха свободно умещается десяток соборов Святого Петра. Гигантомания, цензура, репрессии и показное шапкозакидательство на фоне повальной нищеты. Восточный полюс холодной войны сместился из Москвы на более чем полторы тысячи километров западнее: в Берлин. Гюнтер Грасс эмигрировал в Америку. Оруэлл и Селинджер — под запретом рейсхстагской цензуры. Десятилетние пионеры из гитлерюгенда распевают «Horst-Wessel-Lied», бегают стометровку на время и ходят в походы с вожатыми. Линия Восточного фронта по вертикали пересекает Зауралье. Советских партизанов в глухой сибирской тайге поддерживает финансовыми и материально-техническими вливаниями американское правительство. Штрафные батальоны и трудовые лагеря пополняются, кроме прочего, лицами, уличёнными в нетрадиционных сексуальных связях и половых актах с представителями низших рас. В уравнении Карибского кризиса недостает почти всех производных. Тем не менее, немного неуклюжую аллюзию на реальный СССР шестидесятых проследить в состоянии даже законченный прогульщик уроков истории…
…под гнётом этой чудовищно раздутой, фантастико-идеологической сюжетной надстройки скромно приютился рассказ о главном расследовании, практически res omnis aetatis — деле всей жизни — рядового сыщика нацистской криминальной полиции (…«крипо» — любезно подсовывает акроним собственного изготовления Харрис…). Герра Ксавьера Марша. У каждого дознавателя есть подобное дело. И оно либо не раскрывается, и выедает год за годом изнутри. Либо, как в случает с протагонистом «Фатерланда», существует на пару порядков выше, в иной, недостижимой для возможностей и полномочий обыкновенного сотрудника следственных органов плоскости. Соприкосновение с такой плоскостью нередко заканчивается для следователя в крайне негативом контексте. Вплоть до утраты каких бы то ни было карьерных перспектив. В худшем случае — должности; в самом печальном — даже жизни. Экосфера по настоящему больших денег, высоких постов и широких полномочий крайне жестока, стремительно агрессивна; и никогда не при каких условиях не терпит постороннего вмешательства. Но опытный читатель и так знает всё, что было и то, что будет уже после первой трети романа. Добро восторжествует, а зло будет наказано. Удельный вес «Фатерланда» от такой предсказуемости, на удивление, ничуть не уменьшается: прочесть действительно стоит. Хотя бы из простого любопытства…
