...как я провёл
2085-ый... ...нарратив реальности
мира 85-го года двадцать первого века в
прочтении Оскотского завораживает. Он
выглядит убедительнее все прогнозов
футурологов и политологов разом. В
«Последней башне Трои», едва ли не
впервые из всей фантастической
беллетристики (...год написания 2004-ый,
до выхода «Заводной» Бачигалупи восемь
лет...) о грядущем глобальном военном
конфликте, озвучена возможность Третьей
мировой в бактериологическо-вирусном
контексте. Грубовато, прямолинейно,
несколько надуманно, но в чём-то
непритворно привлекательно. Этакий
гуманный вариант ядерной войны. С
забавными идеями противозачаточных
бомб и контрацептивных боепрпасов. Но
предваряющую гипнотическую и монументальную
в своей тяжелой поступи картину мира
конца нашего века продолжает, словно
по ошибке прикрученный здесь обычный,
обыденный даже технотриллер. Не занятный
и не примечательный. По прочтении
напоминающий не то исподнее с нашитыми
в самых неожиданных местах яркими,
разноцветными заплатами; не то школьное
сочинение о природе добра, зла и
существовании разумной жизни во
Вселенной, написанное учеником старших
классов. Все действующие лица похожи,
как однояйцевые клоны-близнецы. И никоим
образом не ощущаются в своих поступках
и речах гражданами 2085-го года. Скорее
2005-го. Протогерой при этом — малахольный
тюфяк. С ярко выраженным комплексом
неполноценности и апатичной
безынициативности. К последним страницам
действие скатывается в разудалый
армейский балаган под вывеской: «Как
написать свою книгу так, чтобы навсегда
отбить у аудитории желание читать.».
Штрихи окончательного диссонанса вносят
геймеры-политиканы и совершенно
чужеродные вставки из дополненного и
расширенного издания энциклопедии
военных конфликтов и занимательных
фактов двадцатого века. А в качестве
приговора выступает немного обрубленная
вне контекста, но сохранённая в
первозданном виде, авторская жемчужина
литературной мысли. И это отнюдь не: «Гитлер кончает самоубийством...».
Нет. Вот после:
—
Что это за горящие
палочки? — спросила
Елена. … — Это
свечи, — сказал
я. — И,
судя по запаху, из настоящего пчелиного
воска. за
писательское будущее Оскотского
становится едва ли не страшно. Финал
же, вместо предполагаемой открытости,
предстаёт жалким взглядом в никуда.
Сводя на нет все авторские и редакторские
усилия по оживлению мертворождённой
интриги. Не слишком впрочем усердные...
|